Игнас Ледебер, накладывая груду вареных прокисших спагетти перед принадлежавшими ему двумя овцами с черными мордочками, поднял взгляд и увидел катер, заходящий на посадку на дорогу по соседству с его лачугой. Он закончил кормить овец, затем неторопливо побрел к лачуге, не расставаясь с миской. Кошки всех мастей с надеждой последовали за ним.
Уже в доме он опустил миску в раковину, и без того наполненную заржавелой металлической посудой, остановился на мгновенье, взглянул на женщину, спавшую на дощатом настиле, служившем обеденным столом. Затем он подхватил одну из кошек и снова вышел во двор. Прибытие катера, разумеется, нисколько его не удивило — ему уже являлось видение этого события. Он был совершенно спокоен, но, с другой стороны, в образе его мыслей не было и тени благодушия.
Из катера вышли две фигуры. Одна — человеческая, другая — желтая, бесформенная. Они, с немалым трудом продвигаясь среди всякого беспорядочного разбросанного хлама, направились к Ледеберу.
— Вы очень обрадуетесь, услышав, — сказал им в знак приветствия Ледебер, — что в это время альфийские боевые корабли уже готовятся к посадке на нашем спутнике. — Он улыбнулся, но человек, стоявший перед ним, не ответил ему улыбкой. Желтой же бесформенной массе, разумеется, просто нечем было улыбаться. — Так что ваша миссия, — продолжал Ледебер, испытывая некоторое смятение, — завершилась желаемым результатом. — Ему не доставляла ни малейшего удовольствия враждебность, которая исходила от человека; он различал, с помощью своего телепатического дара глубинного проникновения в суть явлений, как гнев мужчины пылал красным, зловещим нимбом над головой.
— Где Мэри Риттерсдорф? — спросил мужчина, Чак Риттерсдорф. — Моя жена. Вам известно это? — Он повернулся к находившемуся с ним рядом слизистому грибку с Ганимеда. — Ему это известно?
«Да, мистер Риттерсдорф», была ответная мысль грибка.
— Ваша жена… — сказал И гнал Ледебер, кивая, — … она сотворила много всякого зла, там, неподалеку от Адольфвилля. Уже убила одного мания и еще…
— Если вы тотчас же не скажете мне, где моя жена, — сказал Чак Риттерсдорф Ледеберу, — я искромсаю вас на мелкие ломтики. — Он сделал шаг навстречу святому.
Поглаживая кота, которого он держал в руках, Ледебер взволнованно ответил:
— Я хотел бы, чтобы вы зашли ко мне на чашку чая…
В следующий момент он понял, что лежит ничком на земле, в ушах стоял звон, тупо ныла голова. С трудом ему удалось приподняться, он никак не мог понять, что же случилось.
«Мистер Риттерсдорф ударил вас», пояснил ему слизистый грибок. Скользящий удар чуть повыше скулы».
— Не надо больше, — хрипло сказал Ледебер. Ощутив во рту кровь, он сплюнул, затем стал растирать пальцами лицо. Почему-то, к несчастью, не было у него никаких видений, предвещавших такое. — Она в доме, — сказал он.
Пробежав мимо него, Чак рывком распахнул дверь и исчез в лачуге. Ледеберу в конце концов удалось подняться на ноги; постояв, слегка пошатываясь, несколько секунд, он неохотно последовал за Чаком.
В передней, он задержался у двери, и кошки, получив теперь свободу, стали гоняться друг за другом вокруг него, прыгать и ссориться.
У самой кровати Чак Риттерсдорф склонился над спящей женщиной.
— Мэри, — сказал он, — проснись. — Он взял ее обнаженную, свободно свисавшую с кровати руку, чуть-
чуть потряс ее. — Одевайся и уходи отсюда. Как можно быстрее!
Женщина, заменившая Элси в постели Игнаса Ледебера, мало-помалу стала открывать глаза. Увидев, что это Чак, она сразу же часто-часто заморгала и очнулась. Машинально села, затем схватила в охапку небрежно разбросанные одеяла, завернулась в них, стараясь прикрыть свою небольшую, но высокую грудь.
Слизистый грибок предусмотрительно остался во дворе.
— Чак, — произнесла Мэри спокойным, ровным голосом, — я по собственной воле вошла в этот дом. Так что я…
Он схватил ее за руку, рывком выдернул из постели; одеяла попадали на пол, со звоном покатилась по полу кружка, разбрызгивая остывший кофе. Две кошки, забравшиеся с ночи под кровать, в испуге выскочили оттуда и опрометью бросились мимо все еще не пришедшего в себя Игнаса Ледебера подальше во двор.
Стройная, соблазнительная, нагая, Мэри Риттерсдорф смело глядела в лицо мужа.
— Мы не имеешь ни малейшего права даже заикаться о том, что я делаю, — сказала она, затем потянулась к груде одежды, извлекла из нее кофту, затем стала в ней рыться, оставаясь при этом настолько невозмутимой, насколько вообще можно было бы ожидать в данных обстоятельствах. Методично, один за другим, она надевала на себя предметы своей одежды, причем выражение лица было такое, будто одевалась она совершенно одна.
— Альфийские корабли сейчас взяли под свой контроль эту территорию, — сказал Чак. — Мании готовы убрать свой защитный экран, чтобы пропустить их. Все это произошло, пока ты спала с этим… — он дернулся головой в сторону Ледебера, — спала в постели этого индивидуума.
— И ты на их стороне? — холодно произнесла Мэри, застегивая кофточку. — Еще бы, конечно. Альфиане захватили этот спутник, и ты собираешься жить здесь у них под пятой. — Она закончила одеваться и с нарочитой медлительностью начала расчесывать волосы.
— Я остаюсь здесь, — сказала Мэри. — Я уже приняла решение. — Она кивнула в сторону Игнаса Ледебера. — Но не с ним — это мимолетная связь, и он знает об этом.
Я не смогу жить в Гандитауне — это совсем неподходящее для меня место, сколь бы ни напрягала воображение.